В жизни я в музее не бывал,

Трудовая сызмальства дорога.

Но фабком задание мне дал

Осудить режим весь прошлый строго.

 

На истёртое дворцовое крыльцо,

Ходоками освящённую Голгофу,

Я взобрался и поднял лицо -

Подивиться чуду Петергофа!

 

Ведь допрежь и думать не могла

Вековечно мучимая челядь,

Чья судьба лишь каторга и мгла,

Что сметёт дворянскую всю нелюдь!

 

И покои царские займут

Те, кому и впрямь они по праву,

И весь мир к борьбе теперь зовут -

"Всем тиранам - скорую расправу!"

 

По паркету тихо я иду,

Что искусно собран неизвестным

Мастером народным. Гимн труду!

Здесь портреты знати неуместны.

 

На морщинах старого холста,

Где со свитою императрица,

Жизнь господ совсем уже не та.

Потускнели вычурные лица.

 

В ноги им уж некому упасть,

Свой надменный и спесивый профиль,

В ярости скривив бессильной пасть,

Променяли в голод на картофель.

 

А потом, про титулы забыв,

Бросив всё - заводы и угодья,

За границу выплеснут нарыв,

Родине оставив полноводье.

 

На чужбине, зубы обнажив

В волчьей, но беспомощной ухмылке,

Прежний класс потаскан, но чванлив.

Зависть точит в добровольной ссылке.

 

1927